Хабенский интервью журнал ок читать онлайн. Константин хабенский о табакове, съемках в плохих фильмах, смерти первой жены и о том, как напивался на сцене. А в чем ты стал другим

Сорочка, Van Laaсk; часы Pilot’s Watch Chronograph, IWC

ФОТО Anton Zemlyanoy СТИЛЬ Marta Vandysh

Летом на премьере спектакля «Контрабас» в МХТ имени Чехова царил полный аншлаг. Ничего удивительного: и литературное произведение, и репутация театра, и имя актера - - на афише сулили театралам духовный Эльбрус с непременным катарсисом на вершине. Музыкант-неудачник, безнадежно влюбленный в женщину и бесконечно разочарованный в жизни, описанный Патриком Зюскиндом , у Хабенского получился почти комичным. Если бы не периодически подступающие к горлу слезы, спектакль можно было бы назвать комедией. Но нет, это самый что ни на есть трагифарс - слово, которое сам Хабенский любит и произносит так часто, что сложно понять, только ли о театре идет речь. А вот слова «я» от него почти не услышишь. На любой вопрос он старается ответить обезличенно: дело то ли в природной скромности, то ли в нежелании пускать посторонних даже в «прихожую» его внутреннего «дома».

ELLE Если честно, я у вас хотела спросить...

К.Х. Я не в курсе, уже сто лет не снимался.

ELLE А в новостях пишут, что вы окончательно сделали выбор в пользу кино и телевидения.

К.Х. Врут.

ELLE Ну как же: сериал «Метод», русская версия «Декстера»... Говорят, вы на него уже подписаны.

К.Х. В «Методе» я пока не снимаюсь. Готовлюсь к съемкам, это разные вещи. Участие я подтвердил, но надо войти в проект, продолжить его, потом закончить, озвучить - и только тогда смогу с полной уверенностью сказать: «Да, я часть этого материала». Поэтому я и спрашиваю: о чем говорить-то с вами будем?

ELLE О погоде? Вы так спокойно воспринимали нелегкие условия нашей съемки...

К.Х. (удивленно оглядывая открытую террасу уютного кафе). Вы про это?!

ELLE Шерстяной костюм-тройка в +32 °С - это, знаете ли, не для слабонервных.

К.Х. Погодные условия - не повод жаловаться. Я просто не фотомодель. Никогда не скрывал и не скрываю, что эта часть работы для меня наиболее тяжелая. К тому же, когда компания хорошая, все равно, какая стоит погода.

ELLE Вам важен комфорт? На какие условия съемки вы при вашем опыте и профессиональном статусе уже никогда не согласитесь?

К.Х. Все это неважно. Разумеется, ты всегда планируешь поработать в бархатный сезон на берегу моря, без беготни и нервов... А получается наоборот. Где мы снимаем и когда, решают продюсеры. А я - обыкновенная наемная рабочая сила. Не надо путать.

ELLE В этом смысле тогда скажите: насколько актер - творческая профессия? Где проходит грань между волей режиссера, буквой сценария и вашей собственной фантазией?

К.Х. Это обоюдная игра. Нельзя сказать, что я ставлю режиссера на последний план и делаю что угодно. Но иногда ты сильнее пропускаешь материал через себя, свое тело - и уже режиссер идет за тобой.

ELLE От чего это зависит?

К.Х. От открытости той и другой стороны. И от четкого плана съемок или репетиций. Какая бы у тебя ни была бурлящая фантазия, какое бы вдохновение ни посетило, нужно снимать именно то, что запланировано. Так же, как и в театре надо играть тот спектакль, который поставлен в репертуар, а не тот, в котором ты хочешь появиться именно сегодня.

ELLE Ваши желания обычно совпадают с планами?

К.Х. Я готов к тому, что иногда это невозможно.

ELLE Вы беретесь за роли, которые вам совершенно не близки?

К.Х. Близок герой или нет - неправильный вопрос. Интересен ли, вот что важно. Если я взялся за роль, значит, она мне интересна. При этом персонаж может быть не близок абсолютно, но настолько необычен, что ты пытаешься докопаться до него, подтянуть к себе или, наоборот, опуститься с ним на дно.

ELLE Кстати, правда, что...

К.Х. Нет.

Кардиган, сорочка, все - Lanvin; часы Portuguese Perpetual Calendar, IWC

ФОТО Anton Zemlyanoy СТИЛЬ Marta Vandysh

ELLE Все врут, это понятно. К слову, говорят, вы что-то периодически выдумываете в своих интервью - про коллекцию театральной обуви, например.

К.Х. Это было очень давно. Сейчас не что-то, а все...

ELLE Все - правда?

К.Х. Все выдумываю. (Улыбается.)

ELLE Тогда скажите честно: со стороны кажется, что вы специально беретесь за что-то сложное, масштабное и неподъемное - взять хотя бы недавнюю премьеру «Контрабаса». Не ищете легких путей?

К.Х. По-другому просто неинтересно. По крайней мере в моем случае: когда легко, получается какая-то залипуха. Вот залипуха - и все. И самому стыдно становится, что где-то недодумал, что-то пропустил...

ELLE Чувство стыда с возрастом не проходит?

К.Х. Нет, стыдиться - это нормальное состояние.

ELLE Как вы понимаете, что уже готовы к роли?

К.Х. В нашей профессии такого не бывает - ни в кино, ни тем более в спектаклях, где каждый раз по-новому, по-живому.

ELLE Вы много снимались на Западе. Чувствуется разница между здесь и там?

К.Х. Разница только в подготовке. Причем у нас есть группы, которые снимают на уровне европейского и голливудского кино. Их немного, но они есть. Да и на Западе высокий уровень подготовки команды - далеко не норма. Все зависит от категории фильма.

ELLE А есть что-то, в чем наш кинематограф сильнее западного?

К.Х. (задумывается). Хотелось бы, чтобы в простоте была наша сила. Очень хотелось бы.

ELLE Вы представляете своего зрителя, когда работаете над фильмом или спектаклем?

К.Х. В кино - нет. Я понимаю, в рамках какого жанра должен находиться, но зрителя не идентифицирую и тем более не могу его как-то корректировать. В театре я примерно представляю, какие люди приходят на мои спектакли, иногда у меня получается вести их за собой, иногда сил не хватает. Но давайте я не буду формулировать, какой он - зритель Хабенского. Я считаю, что театр не про формулировки, он должен быть эмоциональным, трагифарсовым, все остальное - всего лишь детали. Но главное, в нем должна быть эмоция.

ELLE А вы сами чаще принимаете решения сердцем или головой?

К.Х. Стараюсь все-таки этим инструментом. (Показывает на сердце.)

ELLE Бывает, что чувства подводят?

К.Х. Бывает, конечно, это естественно. Как бы ни казалось со стороны, я эмоциональный человек. Просто проявления эмоций, может, немного другие. И я так же могу ошибаться в своих чувствах, как другие люди.

ELLE Вы - посол часовой мануфактуры IWC. А какие у вас лично отношения со временем?

К.Х. Жаловаться на нехватку времени глупо. Я планирую намного больше, чем успеваю, - вот и все. Из того, что я себе нарисовал в календаре, получается примерно половина. Поэтому времени в итоге нет.

Брюки, жилет, сорочка, лоферы, все - Giorgio Armani; часы Pilot’s Watch Chronograph, IWC

ФОТО Anton Zemlyanoy СТИЛЬ Marta Vandysh

Жилет, Giorgio Armani; брюки, Ralph Lauren; сорочка, Van Laaсk; часы Portuguese Hand-Wound Eight Days, IWC

ФОТО Anton Zemlyanoy СТИЛЬ Marta Vandysh

ELLE А что именно не успеваете? Может, давно мечтали что-то сделать, куда-то съездить, да все не складывается.

К.Х. Именно так! Давно мечтал что-то сделать, куда-то съездить, да все никак. Вот я и ответил, спасибо, что помогли!

ELLE Сама формулирую вопрос, сама на него отвечаю...

К.Х. Бывает и такое! Каждый человек планирует что-то, но потом - либо профукал момент, либо увлекся чем-то другим... Но тогда и жаловаться не надо. Если увлечен, будь добр, посвящай время своей страсти.

ELLE А вы вообще не любитель пожаловаться.

К.Х. Иногда я наблюдаю, как в некоторых телевизионных передачах артисты обсуждают проблемы на глазах у всей страны... Но не думаю, что это выход.

ELLE Как бы вы охарактеризовали время, в котором живете?

К.Х. Если отталкиваться от текущего момента: жарко, хочется пить, четыре часа работы фотомоделью...

ELLE В общем, добрых слов не осталось.

К.Х. Я чувствую себя немного идиотом, когда начинаю размышлять о нашем времени. Нормальное время. Не хуже и не лучше. Чуть больше гаджетов, чем 500 лет назад. Чуть меньше талантливых музыкантов, чем 200 лет назад. Но они все равно есть, просто играют на других инструментах. Чуть быстрее средства передвижения. Может, чуть больше... Да нет, столько же войн, но сейчас они освещаются активнее. Ничего не меняется. Уверен.

ELLE Сейчас много говорят о том, что поколения мельчают. Вы регулярно общаетесь с самыми разными детьми. (Благотворительный фонд Константина Хабенского помогает детям с заболеваниями мозга. - Прим. ELLE.) Какие они в ваших глазах?

К.Х. Прекрасные. Можно найти с ними общий язык, почерпнуть у них идеи, с ними хочется делиться своим взглядом на ту или иную их фантазию или изобретение. Я и мои коллеги хотим подсказать им путь к индивидуальному мышлению. Не скажу, что я гуру в этом вопросе. Я так же, как и дети, пытаюсь учиться. Мы много обсуждали и спорили, стоит ли ввести в программу наших студий творческого развития курс сценической речи. Но я считаю: если человеку есть что сказать, уроки сценической речи ему не нужны. А когда мыслей в голове нет, как бы четко ты ни произносил шипящие согласные, пустая каша выйдет у тебя изо рта.

ELLE Как вы думаете, многие дети выберут актерскую профессию после общения с вами?

К.Х. Надеюсь, немногие.

ELLE Почему надеетесь?!

К.Х. В наших студиях, помимо многих других замечательных моментов, дети избавляются от розовых очков. Они понимают, что актерская профессия - не самый легкий хлеб. А те, кого это в итоге не отвращает, понимают, чего им ждать в будущем.

ELLE Вы в вечных разъездах. Чувство дома еще не утрачено? И где он, ваш дом?

К.Х. Дом там, где тебя ждут. Это место энергетическое, это не стены. Когда ты заходишь, ставишь вещи в прихожей и понимаешь: «Все, приехал». И наоборот, можешь год прожить где-то в длительной рабочей экспедиции - и так и не свыкнуться с новым местом. Казалось бы, год! Но нет. Тело, голова, сердце, душа понимают, что дом не здесь. Это что-то на инстинктивном уровне, как у собак и кошек, которые, еще не видя тебя, за километр чувствуют твое приближение. Мы ничем не хуже животных, мы тоже чувствуем.

ELLE Людей тоже чувствуете?

К.Х. Конечно, сразу понимаю, мой человек или нет.

ELLE А какой вы со своими?

К.Х. Не знаю. Мне кажется, скучный и неинтересный. Если в двух словах. А остальное у них спросите, хотя, я думаю, они ответят то же самое.

5% от сборов «Собибора» пойдут на благотворительность, поэтому я начну с нее, а не с кино. Вопрос не про публичную благотворительность, а про частную: как вы думаете, доброе дело обесценивается, если ты рассказал о нем близким?

У нас сейчас, скажем так, достаточно актуален этот вопрос. И у этого явления даже есть свое название - тихая благотворительность. Потому что довольно большое количество людей - не подавляющее, но большое - предпочитают делать добрые дела, помогать, участвовать в жизни фондов и при этом оставаться анонимными, не рассказывать о себе и так далее. Это нормальный человеческий подход. Но ситуация на сегодняшний день такова, что мы все равно призываем говорить об этом открыто по одной простой причине - люди, которым ты открылся с точки зрения благотворителя, с точки зрения человека неравнодушного, люди, которые тебя знают и уважают, пойдут этой же дорогой. То есть это скорее не пиар-ход, не пиар-кампания, а это просто такой момент, когда нужно громко говорить о благотворительности в нашей стране.

Хочется сравнить российскую и западную ментальность добрых дел, поэтому задам вам тот же заковыристый вопрос, что и Хью Джекману, который тоже очень много занимается благотворительностью.

Интересно, давайте.

- В общем, Джекман сыграл реального героя - величайшего шоумена Барнума - которому принадлежит фраза: «Благотворительность, совершенная с выгодой для благотворителя, в два раза эффективнее, чем бескорыстная». Согласны ли вы с этим героем?

Я так скажу: благотворительность в любом формате - даже если человек преследует цель показать себя любимого и на этом заработать какие-то дивиденды для себя или для своего дела - так вот, благотворительность в любом формате остается благотворительностью. Пускай эти люди продолжают жить своей жизнью, но то, что они сделали, - все это идет на общее благо.

В одном интервью вы сказали, что не гордитесь ни одним своим фильмом, максимум - какой-то сценой или несколькими секундами. Какая сцена - или какие секунды - «Собибора» вызывают у вас гордость?

- «Собибор» - все-таки немножко другая история. Все-таки это история, которую от начала до конца задумывал, придумывал и воплощал уже непосредственно ваш покорный слуга, поэтому на этот фильм то правило не распространяется. Потому что после «Собибора» я выдохнул и сказал себе: «Я на сегодняшний день ничего выше и больше в этой профессии сделать не могу». Мне кажется, фильм получился честным, эмоциональным, и мне не стыдно показать эту историю обычному зрителю.

После «Собибора» я выдохнул и сказал себе: «Я на сегодняшний день ничего выше и больше в этой профессии сделать не могу

Константин Хабенский

О «Собиборе»

Ваши ожидания от того, каким режиссером вы окажетесь, в итоге соответствуют действительности? Например, вы думали, что будете режиссером требовательным, а оказались мягким?

Наверное, я был не более требовательным по отношению к себе как к режиссеру, чем по отношению к себе, будучи актером. Наверное, так вот. Не более требовательным.

Сейчас про войну снимают экспериментальными методами. Возьмем, например, : там используется ручная камера при съемках в концлагере. А вы оказались классицистом - за исключением той страшной вспышки насилия, когда пленники начинают убивать нацистов. В этом противоречии был какой-то план?

Я снимал человеческую историю и не гнался за новыми форматами. Мне не хотелось ничего перемудрить, рассказывая эту историю. Не перемудрить - это очень важно, а еще важнее было не передавить, скажем так, приемами, которые называются «ниже пояса» и которые работают стопроцентно. Вы понимаете, о чем я говорю: например, лишний раз показать истерзанное тело или что-то еще в этом роде. Вместо всего этого я делал ставку на актерские работы и с их помощью хотел добиться той эмоции, на которую я надеялся, рассчитывал, и к которой я шел.

Я вам так скажу: без Игоря Плахова не было бы никакого Антона.

Куртка Alexander Terekhov

майка Henderson

Сергей: Я вчера выступал с лекцией, и мне задали вопрос, кого я считаю героем нашего времени. Я сказал, что этот человек будет авторитетным для всех — и для левых, и для правых, и для либералов, и для консерваторов. И мне на ум пришло три имени: Елизавета Глинка, Борис Гребенщиков и Константин Хабенский. Кто для тебя герой нашего времени?

Константин: Не знаю. Человек, который мне интересен, наверное. Так в моей профессии проще рассуждать. Я стараюсь подбирать такие характеры, которые на протяжении всего фильма или сериала оставались бы интересными. И я даже не говорю о главных ролях. Мне важно героя прощупать, соприкоснуться с ним, опуститься на какой-то уровень или возвыситься. Бывало и так, что при личной встрече с людьми, которых многие считают героями, я сильно разочаровывался.

Сергей: Например?

Константин: Они еще живы, я не буду о них говорить. Бог им судья. Но они с самого детства были для меня героями.

Сергей: Практически каждая твоя роль — будь-то Служкин из «Географа» или журналист Гурьев из «В движении» — это срез определенной части общества, манифест, если угодно. Насколько много тебя в этом манифесте?

Константин: Много. Мне не интересно просто говорить выученный текст, который кто-то придумал. С Сашей Велединским (режиссер фильма «Географ глобус пропил». — Esquire) мы, не сговариваясь, придумали некоторые послания, поклоны другим фильмам, советским, которые в нас засели с детства. «Полетам во сне и наяву», например. Это были наши кинематографические месседжи. Мы этого не стеснялись, мы прямо об этом говорили.

Рубашка и майка Henderson

брюки Brunello Cucinelli

носки Falke

слиперы Fratelli Rossetti

Сергей: Должно ли кино чему-то учить нас?

Константин: Ничему оно не должно учить. Ни театр, ни кино. Периодически выходят поучительные фильмы. Но для меня режиссеры, снимающие их, тут же заканчиваются. Когда начинаешь учить, уходишь из профессии — становишься «учителем». Можно только делиться опытом, ощущениями. Как только начинают вещать с экрана или со сцены, что хорошо, а что плохо, — я сразу вижу конец профессиональной деятельности.

Сергей: Разве к тебе не приходят за советом люди, которые хотели бы стать твоими учениками в профессии

Константин: Я избегаю подобных вопросов. Я потратил семь лет жизни на создание студии творческого развития «Оперение», туда приходят дети, которые не обязательно будут актерами. Но они занимаются актерскими дисциплинами, чтобы стать открытыми, свободными, и единственное, что я смог показать им всем, — как это тяжело, как непросто. Возможно, благодаря нашему движению какие-то ребята, которые грезили актерством и творчеством, пошли в более земные, скажем так, профессии.

Сергей: Выходит, ты многих спас?

Константин: Я надеюсь. Те же, кто утвердился, что это им подходит, со школьной скамьи понимают, на что им придется идти. Многие из них, кстати, уже заявляют о себе в профессии.

Сергей: Интересно. А как ты выходишь из роли? Сколько времени после спектакля у тебя проходит, прежде чем ты скажешь себе: «Все, я дома»?

Константин: Я не думаю, что такой момент вообще наступает. Мы с тобой сидим, разговариваем, а вчера у меня был тяжелый спектакль, и я понимаю, что все еще продолжаю о нем думать. И уже жду следующего. Выйти из роли на сто процентов не получается, только внешне, когда переодеваешься и выходишь из театра.

Сергей: Твоя профессия подразумевает рефлексию. В отличие от тебя я живу в социальных сетях, много гадостей читаю, на многое реагирую, что-то меня задевает, от чего-то я раздражаюсь, что-то иногда меня просто убивает. На что в жизни реагируешь ты, чем живешь, чем увлекаешься?

Константин: Меня нет ни в одной соцсети. Я увлекаюсь театром. Мне это нравится. Остальное — лишь мелкие увлечения моей личной жизни, в которую я пускаю только избранных. Если говорить о рефлексии, я вообще не склонен рефлексировать. Даже на свою лысину я мало внимания обращаю. Мне кажется, что с этим надо что-то делать, но пока я случайно не замечаю свой затылок во втором зеркале, я о нем не задумываюсь.

Сергей: Преодолев рубеж в сорок лет, стал ли ты думать, что прожит значительный отрезок жизни?

Константин: Ты не поверишь, это не кокетство: сейчас, пока мы готовились к съемке, я понял вдруг, что мне за сорок. Меня гримировали, и я пытался судорожно вспомнить, сколько же мне лет. Потом я просто подсчитал.

Сергей: Почему ты об этом подумал?

Константин: Потому что год назад мы с гримером Женей уже пересекались на других съемках. Она мне напомнила, что тогда я пришел после дня рождения, и я стал судорожно вспоминать, сколько же мне лет и что я на съемку пришел, видимо, помятым. И только тогда я осознал, что уже в прошлом году мне было за 40. Я знаю, что я кое-что сделал. Может быть, не связанное с театром и кино. Но итогов я не подвожу.

Сергей: А ты когда-нибудь рассуждал на подобную тему: «Я хотел бы, чтобы через тридцать лет мои дети…» Каким актер Хабенский и человек Хабенский хотел бы остаться в истории?

Константин: Для своих детей?

Сергей: Да.

Константин: Знаешь, ведь многое в своей жизни я делаю не только для себя, но и для детей. Я хотел бы, чтобы через двадцать-тридцать лет моим детям было за меня не стыдно. Чтобы они могли сказать: «Мой папа принимал во многом участие, старался что-то сделать».

Сергей: Ты религиозный человек?

Константин: Думаю, да.

Сергей: Ты ходишь в церковь?

Константин: Не так часто, как меня там хотели бы видеть священнослужители, к которым я испытываю уважение и любовь. Я крайне редко хожу на службы. У меня появился интерес к церкви в сознательном возрасте. Я иногда советуюсь с людьми, которые носят рясы и служат в церкви. Я спрашиваю их: «Исповедь — это ведь не только каяться в грехах? Рассказывать о том, что меня действительно волнует и что мне удалось, например, — это ведь тоже момент исповеди? Это не хвастовство, не желание пожаловаться. Я хочу сказать, что плохого я сделал и что я сделал хорошего. Это вы тоже выслушайте».

Сергей: Тогда это уже диалог: «Вот, кстати, хотел тебе сказать…»

Константин: Ну, я считаю, что хороший священнослужитель, если уж он взял на себя эту ношу, всегда будет находиться в диалоге с прихожанами. Тут можно вернуться к нашему разговору о том, кто кого учит. Диалог необходим, чтобы не превратиться в холодный фасад, когда к тебе люди подойдут.

Куртка Alexander Terekhov

майка Henderson

Сергей: Неужели ты сам никогда не обращался в холодный фасад? По‑простому это называют звездной болезнью.

Константин: Да, звездная болезнь бывает. Узнаваемость — штука сложная, к ней тоже нужно привыкать. Это непросто, когда на тебя начинают обращать внимание, из кустов откуда-нибудь фотографировать. У тебя вдруг начинает меняться походка, потому что тебя узнают, ты хочешь казаться лучше, прямее. Сложно, когда в реальной жизни, а не на сцене и не в кадре на тебя постоянно обращено внимание.

Сергей: А что вы хотите, вы становитесь звездами, у вас никакой личной жизни нет, всё, вы публичные люди.

Костюм Louis Vuitton

водолазка Henderson

кеды Rendez-Vous by Dino Bigioni

часы IWC Portofino Hand-Wound Eight Days

Сергей: Раз уж речь зашла о фотографиях на телефон, давай поговорим о твоей роли в фильме «Селфи». Ты когда-нибудь встречал своих двойников, как главный герой Богданов?

Константин: Двойники есть: кто-то постоянно общается с людьми в интернете от моего имени. Наверное, им не хватает своей жизни, поэтому они становятся двойниками. Но есть и другая неприятная история: иногда они делают это в корыстных целях, якобы собирают средства на благотворительность. Мы боремся с ними всеми возможными способами. После прочтения сценария мне захотелось представить отношения главного героя и его двойника, полностью похожих внешне, но внутренне совершенно разных. Более того, мне хотелось понять одну особенность нашего менталитета в контексте фильма: почему мы сопереживаем тому, кто в самом начале предстает отрицательным героем.

Сергей: Мы сейчас готовим материал о мужчинах прошлого века, и в каждом десятилетии выбираем одного, которого, на наш взгляд, можно считать представителем поколения. Это может быть и киноактер, и спортсмен. В редакции был спор о 1980-х: выбирали между Абдуловым и Янковским. Кто-то сказал, что Хабенский — абсолютный человек из 1980-х. У тебя типаж восьмидесятника: интеллигентность, взгляд. Тебе было бы комфортно в том времени?

Константин: Конечно, я хотел бы подольше побыть в том времени, но мне и сейчас грех жаловаться. Я не думаю, что Олег Янковский или Александр Абдулов могли бы сказать: «Мне комфортно в своем времени». Всегда есть ощущение некоторого дискомфорта. Просто профессии они посвятили всю свою жизнь. А я пока — только часть.

Сергей: Ты смог бы жить в Советском Союзе?

Константин: У меня остались, скорее, детские воспоминания. Было многое, чего я не знал, и если бы узнал тогда, не поверил бы. Когда люди уезжали из страны, мой отец не верил, что эмигрируют по политическим мотивам, из-за того, что жить некомфортно. Мы вообще часто не верим во многое, потому что не стремимся узнать факты. Так же и о войне, например.

Сергей: Ты недавно закончил съемки фильма о войне, о побеге из лагеря Собибор. Казалось бы, что можно сказать о войне и концлагерях, чего еще не было сказано?

Константин: В нашем кинематографе не рассматривался изнутри вопрос физической и духовной гибели людей в концлагере. Это не боевые действия, это совсем другой срез военного времени. Что происходило с людьми за колючей проволокой, через стенку от крематория? В одной части лагеря работают люди, в другой — сортируют вещи тех, кого уничтожают ежедневно.

Узнаваемость — штука сложная, к ней тоже нужно привыкать. Это непросто, когда на тебя начинают обращать внимание, из кустов откуда-нибудь фотографировать

Сергей: Как ты готовился к съемкам? Живых свидетелей практически не остается.

Константин: Остались их дети, им рассказывали родители, сбежавшие из лагеря. Я почитал воспоминания главного героя Печерского. Мне показалось, что они не совсем искренние. Такое может быть, когда человек пишет, как бы беседуя с вечностью. Но кое-что важное там было зафиксировано — время, даты, их нужно было знать. В остальном мне хотелось просто понять природу вещей, и я начал фантазировать, как спасались люди, которые оказались в рабочей зоне концлагеря, и как спасались люди, которые волею судьбы надели погоны немецкой армии. Последних я так и не смог оправдать. Что-то в нас есть на генетическом уровне, что не позволяет нам сделать это.

Сергей: А мне почему-то, наоборот, кажется, что мы их простили. Мы не забудем ту войну никогда, но у нас нет звериной ненависти к людям.

Константин: Да, предположим, что мы их простили (только предположим), хотя простить могли бы только люди, непосредственно столкнувшиеся с войной, лишениями и лагерями. Интересно, что, когда я подумал о главном персонаже, которого играет Кристофер Ламберт, вдруг в какой-то момент во мне щелкнуло: как же тебе не повезло

Сергей: Что он ощущал, на твой взгляд? Он распорядитель, бухгалтер, начальник отдела логистики концлагеря. Вот сегодня ему надо сжечь 600 человек, а завтра 850. У него план, ему отчитываться нужно. Он не выбирал эту должность.

Константин: Я думал об этом. Солдат дает присягу и обязан выполнять приказы, умирать, или же он снимает с себя погоны и уходит, дезертирует. Я размышлял, какими способами немецкие солдаты пытались избавиться от этого. Пьянство банальное? И я придумал вот что: кто-то, чтобы не сойти с ума, фотографирует людей. И мечтает организовать фотовыставку, как только закончится война. Так он справляется с ужасами концлагеря. Ясно, что кто-то ударялся в религию. В какой-то момент немцы просто перестали реагировать на то, что делали, — нужно было беречь физические силы.

Сергей: Как ты считаешь, исторический опыт защищает нас от повторения этих ужасов?

Константин: История никого ничему не учит. Когда я готовился к съемкам «Троцкого», читал его речи, а параллельно шли новости по телевизору. Я увидел события в Сирии, как громят города, и понял, что ничего не меняется. Спустя сто лет все повторяется при полном равнодушии обывателя.

Сергей: Примерно так же и революция происходила: Минаев с Хабенским сидели в кафе, разговаривали, кто-то в этот момент в ресторане ужинал, кто-то в театре играл, а кто-то брал Зимний.

Константин: Я читал записки помощника режиссера Московского художественного театра, датированные осенью 1917 года. Очень интересно было, как революция входит в жизнь на бытовом уровне. В какой-то момент он пишет: «Очень много шелухи от семечек стало оставаться в зрительном ряду». Это было как раз в момент переворота. Еще не понимали, что происходит революция, но обратили внимание на изменение социального уровня зрителей.

Сергей: Есть ли вещи, о которых ты по-настоящему сожалеешь? Из любой области.

Константин: Я объясню очень простую вещь. Меня когда-то умный человек научил ни о чем не жалеть, потому что, если ты понимаешь, что когда-то поступил неправильно, оставив за собой знак минус, тебе очень сложно идти вперед, это якорь. Если ты пересмотришь некоторые события и найдешь возможность поменять знак на плюс — случилось так, как и должно было, — дальше будет легче. Я не могу сказать, что живу с сожалением о чем бы то ни было. Знаешь, я прочитал в дневниках Сергея Прокофьева, как он ненавидел дороги, переезды. А в какой- то момент он признал: «Это тоже часть моей жизни». Почему я должен любить все, что до поезда и после поезда, а дорогу — ненавидеть и жалеть о потраченном на нее времени? Я подумал, что он прав, и попробовал полюбить моменты транспортировки тела. Все встало на свои места. Я ни о чем не жалею и люблю все, что делаю. ¦

Константин Хабенский изначально присоединился к проекту в качестве исполнителя главной роли — советского офицера Александра Печерского, попавшего в плен, а потом в концлагерь – и возглавившего там восстание. Но продюсеры поняли, что никто не сможет снять этот фильм лучше него – и смогли убедить в этом самого Константина. Поэтому артисту пришлось совмещать фактически две самые важные должности.
Фильм основан на реальных событиях: восстании узников в фашистском лагере смерти «Собибор» (оно произошло осенью 1943 года). Это единственное за всю историю Второй мировой войны успешное восстание заключенных стало возможно благодаря организаторскому таланту и мужеству его руководителя – Александра Печерского. Именно он смог сплотить сотни обреченных на смерть узников из разных стран Европы и повести их за собой – к свободе!

На премьере фильма «Собибор» в кинотеатре «Москва»

Нам удалось накануне премьеры Константина Хабенского, который вообще-то не дает интервью, расспросить о фильме, о том, как ему удалось совмещать работу актера и режиссера. И, конечно же, о его отношении к Великой отечественной войне, одним из ярких эпизодов которой стало поднятое Александром Печерским восстание в лагере смерти «Собибор». И о Дне Победы – что он сам думает об этом празднике?

«Чем тяжелее – тем интереснее»

Константин, каково вам было находиться в двух ипостасях: быть и актером, который играет главную роль – и режиссером, который это снимает? Удавалось справляться, решая две эти задачи одновременно?

Наверное, на этот вопрос лучше всего ответят мои коллеги. Они со стороны наблюдали, как я работал. Я же скажу так: наверное, с некоторых пор наступил такой период в жизни, когда чем тяжелее – тем интереснее

Как технически были организованы съемки?

Очень просто: был человек примерно ростом с меня, одетый в ту же самую форму, у него была рация, и он командовал, когда я была в кадре. Перед этим мы все тщательно репетировали. Я не говорил: «Начали!», «Мотор!» — как это бывает на съемочных площадках, я только говорил: «Стоп!» — когда считал, что надо закончить кадр

Не было такого момента, когда вам хотелось все бросить?

Где-то между 22-м и 31-м вариантом монтажной версии фильма я понял, что я хочу любой ценой довести его до логического конца — сделать таким, каким я хочу его увидеть

В роли Александра Печерского в фильме «Собибор»

Вам понравилось быть режиссером?

История вхождения в работу в качестве режиссера – это самое сложное. Я действительно не собирался им быть — я себя достаточно комфортно чувствовал в роли актера. Но так сошлись звезды. (Улыбается.) Видимо, те знания, которые я приобрел, общаясь с теми режиссерами, которые по праву могут именоваться режиссерами, с блестящими операторами, талантливыми художниками — дали мне возможность снять свое кино. Тот невольный процесс обучения у них, видимо, стал для меня каким-то базовым, некой точкой опоры. И я решился сам войти в эту воду и попробовать свои силы. Но это не значит, что я завтра приступаю к съемкам нового своего фильма. Нет. Но максимум чувств, мыслей, понимания, какие сегодня у меня есть – все это я вложил в «Собибор». И сделать лучше, чем это получилось, я на сегодня не могу

Деликатная тема

Вы не боялись в качестве режиссера браться за такую сложную тему? Ведь Печерский – это не вымышленный герой, это реальный человек, личность, вошедшая в историю. Это же ставит определенные рамки для творчества, какие-то ограничения. Ну и, во-вторых, это рассказ про концлагерь, где грань между жизнью и смертью предельно тонкая…

Любая тема, которая касается людей – она не просто сложная, она очень деликатная. Но мне кажется, что именно на грани жизни и смерти, с возможностью через пять секунд уже не жить — как это и было в «Собиборе» — человек раскрывается максимально как личность. Эта история дает возможность для того, чтобы попытаться, может местами парадоксально, но показать людей именно такими, какие они есть в своей основе, показать их сердца. Кино на такое тему должно, как минимум, не оставлять человека равнодушным. Это очень важно. И тут нужна предельная искренность и обнаженность чувств и переживаний. Нельзя подобные фильмы рассказывать менторским тоном. Нельзя читать лекции о страданиях людей — надо максимально стараться вовлечь зрительный зал в сопереживание. Чтобы зрители хоть на секунду почувствовали: каково им там, этим героям…

Кадр из фильма «Собибор»

Вы, как режиссер, как определите: на кого ориентирован этот фильм?

На людей, которые умеют чувствовать. Не боятся сопереживать. И такого зрителя, скажу я вам, в нашей стране довольно много. Ну и еще я отталкиваюсь от себя: если меня эта история волнует – значит, она может взволновать и других людей

Историческая правда

Насколько достоверно показаны в фильме какие-то исторические детали?

Декорации концлагеря, само место, где происходила большая часть съемок – это все было воспроизведено по тем чертежам, которые сохранились. Но надо иметь в виду, что из-за победоносного восстания лагерь впоследствии по приказу немецкого командования был полностью уничтожен, и архивных данных о нем практически нет. Но нам предоставили в распоряжение воспоминания участников восстания и последующего побег. У нас были хорошие консультанты из Фонда Александра Печерского — люди, досконально знающие эту историю, они разъясняли какие-то трудные моменты.

С актерами, сыгравшими в фильме «Собибор»

Конечно, не могу сказать, что стал в ходе этих съемок специалистом по истории «Собибора», но думаю, что в тему погрузился вполне основательно. Но тут есть и другая сторона: важно не переборщить с погоней за правдоподобием

Про что-то мы знаем точно, как это было, про что-то – приблизительно, как могло быть. А дальше уже включается наша фантазия, наше творчество, без которого не может быть художественного фильма. Да, мы старались предельно бережно обходиться с исторической правдой – но это, разумеется, не значит, что все реплики в фильме имели строго документальную основу. Печерский, его товарищи и противники не были в точности такими, какими они показаны в фильме — но они могли бы быть такими, исходя из логики их характеров и из логики исторических обстоятельств. Это даже важнее, чем внешнее правдоподобие.

Голливудская звезда

Начальника концлагеря сыграл Кристофер Ламберт. Он тоже показан еще тем злодеем — не боитесь, что большинство поклонников актера не воспримут его в этой роли?

Актерам свойственно играть разные роли и ломать стереотипы. Пригласить Кристофера в нашу историю – это была идея продюсера. Это связано не только с тем, что он замечательный актер, но и с европейским прокатом. Нам нужна была величина, которая помогала бы нам с продвижением этого фильма. И я ни на секунду не пожалел, что он вошел в нашу историю

Вы с ним до фильма не были знакомы?

Нет, с Кристофером я познакомился на съемочной площадке

С Кристофером Ламбертом в фильме «Собибор»

Он сразу согласился на съемки?

Я так понимаю, что да. А чего бы ему не согласиться? Только дурак откажется от такой работы. Что-то мы придумали, дофантазировали в судьбе человека, которого он играет. Но как бы мы его ни оправдывали в художественном плане, как бы мы ни придумывали ему трудную судьбу — наш зритель никогда не оправдает его героя. Никогда!

Как вам работалось вместе с ним на одной площадке?

Это очень интересное ощущение: когда ты играешь с актером, на фильмах которого выросло несколько поколений, который сыграл свои самые известные роли в то время, когда ты еще ходил в среднюю школу…

С Победой — по всему миру

У вас есть какие-то прогнозы: как пройдет прокат «Собибора»?

Давайте не заниматься прогнозами. Это самое последнее дело: сидеть и размышлять на тему того, что вот мы сняли такой-то фильм, и он займет в рейтингах вот такое-то место. Давайте сначала запустим его, давайте послушаем и почитаем, что и как будут про него говорить и писать. А потом будущее покажет: будут ли его вспоминать — или забудут, как страшный сон или как что-то неудавшееся. Как сложится его судьба, я не знаю. Но мне кажется, что этот фильм запомнится — хотя бы тем, что это, по-моему, первый фильм в нашем прокате, когда пять процентов с каждого проданного билета будет уходить в благотворительный фонд на помощь детям в борьбе с онкологией головного мозга. Вот это место он уже занял: он будет спасать жизни!

В каких странах «Собибор» будет показан?

Мы сейчас совершим премьерное турне по Европе. Я очень надеюсь, что одинаково неравнодушные реакции будут во всех странах. Многие страны Европы уже купили права на его прокат. Кроме того, я знаю, что показывать у себя его будут Япония, Австралия… Сейчас ведутся переговоры о том, чтобы мы показали эту историю и за океаном…

Фильм выходит в канун Дня Победы. Что для вас значит этот праздник?

День Победы — это светлый, но очень тяжелый праздник. Мы его отмечаем не для того, чтобы съесть бутерброд и выпить рюмку водки, а для того, чтобы вспомнить о том, какую страшную цену пришлось за него заплатить. Какую тяжелейшую войну пережил наш народ, сколько горя и страданий она принесла. И какую надо было иметь силу – и в первую очередь силу духа – чтобы победить такого сильного и жестокого врага и освободить от него покоренную им Европу. Нам всем надо понимать, какую цену пришлось заплатить за эту Победу. Чувствовать все это где-то там, в сердце — и передавать эти чувства и знания нашим детям и внукам, бережно хранить их в памяти народной. Это праздник нашей боли — и одновременно нашей радости и гордости. Как поется в самой любимой нашим народом песне: «Это радость со слезами на глазах – День Победы!»

Режиссер Константин Хабенский

Фотографии Вадима Тараканова и из архива съемочной группы

Константин Хабенский: «День Победы – тяжелый праздник» опубликовано: 1 августа, 2019 авторство: Яна Невская

1972 11 января родился в Ленинграде. 1996 Начинает работу в московском театре «Сатирикон». 2000 Всероссийская слава приходит с ролью в сериале «Убойная сила». 2004 Роль Антона Городецкого в национальном блокбастере «Ночной дозор». 2012 Становится народным артистом России.

Мне кажется, что я свободный, но на самом деле нет. Свою свободу взглядов я могу предложить только на сцене

В прокат выходит один из самых нашумевших отечественных фильмов года - «Географ глобус пропил» Александра Велединского. Трагикомедия о пьющем учителе из провинции, поставленная по одноименному роману Алексея Иванова, принесла создателям несколько основных призов на «Кинотавре» - гран-при основного жюри и гран-при жюри прокатчиков, а также награды за музыку и лучшую мужскую роль - Константину Хабенскому. По общему мнению, в этом фильме он максимально точно сыграл героя нашего времени. Так это или нет, обозреватель «Пятницы» обсудил в беседе с самим Хабенским.

Такое впечатление, что до этой роли надо было как-то дозреть. Не в процессе чтения сценария и подготовки к съемкам, а заранее.

Нельзя сказать - особенно в кино, - что к какой-то работе готовишься годами. Но у меня, хотя это и звучит нескромно, было предощущение роли. Не знал, что именно буду играть, но готовился. Понимал, что лет через пять кто-то постучит в дверь. Это и произошло с «Географом». Мы с Сашей Велединским встретились и начали фантазировать - не только на тему романа Иванова, но и на темы фильмов, на которых мы воспитаны: «Полеты во сне и наяву», «Отпуск в сентябре». И решили попробовать все это вместе заплести.

Как героя встретили молодые зрители, которые старых картин не смотрели?

Герой оказался настолько востребованным! Я представляю наш фильм все-таки как светлый, не лишенный перспективы.

Но ведь ваш географ, Виктор Служкин, потерял работу, живет с не любящей его женой.

С точки зрения самого героя, он не потерпел фиаско. Такова его философия: так он защищается от общества, от быта. Его защита - его идеализм и его алкоголь. С этим он пойдет дальше. В этом мы с ним, наверное, чуть-чуть близки. Как актер, я не имею права быть циником и отпускать от себя детство; не имею права не быть хотя бы в чем-то Служкиным. Но ведь он пытается заставить людей думать, а потом осознает, что и его друзья, и его ученики не понимают, что он говорит, - и, конечно, замыкается в себе. Других вариантов у нас в России не бывает. Наверное, поэтому многие мои друзья считают, что «Географ» - тупиковый фильм.

Тут, наверное, можно говорить о той эпидемии инфантилизма, которая захватила весь мир. Человек «не отпускает от себя детство» - и в результате, даже будучи учителем, не может достучаться до собственных учеников.

Служкин достучался. Его услышали, может, всего один человек, но услышал. Пускай через несколько лет, но другие ребята поймут его уроки. Я ведь тоже занимаюсь с детьми достаточно много, в моих актерских студиях в восьми городах: чем конкретнее и честнее с ними общаешься, тем быстрее они все понимают и переходят с тобой на один язык.

Это совпадение, что у вас подряд два фильма - «Выкрутасы» и «Географ глобус пропил», - в которых вы как-то взаимодействуете с детьми?

Совпадение. Как и то, что многие ребята из Студии творческого развития в Перми и Екатеринбурге снимались в «Географе». Что-то сходится наверху, и совпадает. Ребята, конечно, были подготовленные, но, когда они прошли через съемки, я спросил, хотят ли они стать актерами, - они дружно ответили: «Нет». Меня это очень обрадовало.

- Почему?

Потому что уже в этом возрасте им удалось снять розовые очки, увидеть рабочую сторону актерского мастерства. Это помогает им общаться друг с другом и самостоятельно думать. Плюс к этому они понимают, что актерство - профессия сомнительная и сиюминутная. Так что пошли они в другие стороны. Биологами, например, стали.

- А географами?

Таких не знаю.

Каково это, быть актером в России сегодня?

Мне - интересно. За всех отвечать не могу. Правда, иногда не приходит ничего интересного подолгу, целый год например. Может, я зря жалуюсь, и у других ситуация хуже. Но мне все равно интересно: помимо театра и кино у меня есть детские студии, куда я могу закинуть свою энергию. В этом году в Уфе прошел уже второй всероссийский фестиваль, готовимся к третьему.

То есть ситуация в театре и кино такова, что знаменитый актер должен искать творческого удовлетворения где-то на стороне. Патовая ситуация, нет?

Я бы не сказал. Недавно посмотрел фильм «И не было лучше брата» Мурада Ибрагимбекова - блестящая картина, но обреченная на провал в прокате. Ситуация в нашем кинематографе, к сожалению, доведена до такой планки, что та публика, которая ходит в кино, не досидит до середины и не поймет, в чем проблема.

На хорошие западные фильмы люди ходят более охотно, чем на российские.

С «Облачного атласа» тоже многие уходили, не догоняли. Хотя деньги в кассу принесли. Но если в кино ситуация действительно не очень, то в театр люди ходят.

Даже у вас мало по-настоящему значительных ролей в кино. Будет что детям со своим участием показать?

Нет. Но это нормально. Есть в тех фильмах, где я снимался, какие-то эпизодики, сцены неплохие. Я считаю, этого достаточно. Нет у меня фильмов, с которыми я пойду к боженьке.

С «Географом», мне кажется, можно обратиться.

Я не тороплюсь. Хочу еще поработать.

А есть что-то, о чем мечтаете? Режиссура, например?

Режиссура для любого актера - манкая вещь. Я понимаю, что это за профессия, и хочу попробовать себя в театральной режиссуре. Сделаю это с детьми, самостоятельно все придумаем. А роли мечты у меня нет. Я живу по другим понятиям: роли приходят неожиданно. Как пришел «Географ».